Канны 2025: «История звука» — изысканная меланхолия прошлого

На 78 Каннском кинофестивале прошел премьерный показ фильма «История звука» / «The History Of Sound», который уже успел найти среди фестивальной публики и поклонников, и ярых противников. Южноафриканский режиссёр Оливер Херманус впервые участвует в основной конкурсной программе Канн. Автор лент «Красота» и «Жить» вновь обращается к эстетике, где форма важна не меньше содержания.

Первоначально «История звука» была коротким рассказом американского писателя Бена Шаттака. Сам автор адаптировал его для экрана, после чего отдал режиссуру Херманусу и выбрал исполнителей главных ролей. На момент начала проекта оба актёра были в основном известны по сериалам — Пол Мескал благодаря «Нормальным людям», а Джош О’Коннор — по роли принца Чарльза в «Короне». Проект долго оставался на стадии девелопмента: съёмки откладывались, финансирование буксовало.

Пока фильм ждал воплощения, карьеры актёров стремительно набирали силу. Мескал получил признание за роли в драмах «Солнце мое», «Кармен» и «Гладиатор 2», а О’Коннор — за фильмы «Только ты», «Химера» и «Претенденты». Сам Херманус в это время снял «Жить» — свой первый фильм за пределами Южной Африки. 

Действие «Истории звука» переносит нас в Америку начала XX века. В баре встречаются два молодых человека, студенты консерватории — Лайонел, сын фермера из Кентукки с абсолютным слухом и редкой формой синестезии (музыкальные звуки он воспринимает как цвета и вкусы), обучающийся вокалу, и композитор Дэвид — из обеспеченной семьи, будущий преподаватель музыки. Вместе они отправляются в этнографическое путешествие по сельским районам штата Мэн, чтобы записывать народные песни на восковые цилиндры. 

Великолепный актерский дуэт Пола Мескала (Лайонел) и Джоша О’Коннора (Дэвид) — одна из главных находок фильма. Их экранный союз построен на невысказанном. Мескал и О’Коннор создают пространство, в котором напряжение, взаимный интерес и тревожная неуверенность сосуществуют на грани между присутствием и отсутствием. Они не стремятся объяснять все словами — вместо этого работают через микрожесты, смену взгляда, ритм дыхания. Камера следит за ними так, будто звук и есть единственный способ выразить то, что нельзя артикулировать.

Мескал в роли более открытого и музыкально чувствительного Лайонела балансирует на грани между уязвимостью и контролем. Его интонации, манера касаться мира, голос, погружающийся в звучание песен, создают образ героя, стремящегося не столько запомнить звук, сколько раствориться в нём. О’Коннор, напротив, строит образ Дэвида на основе скрытой внутренней борьбы, отчуждённости и сомнений. Его персонаж — словно сдержанный контрапункт в партитуре, где главное — то, что не сыграно.

И всё же, несмотря на выразительную работу актёров, фильм часто оказывается излишне сдержанным. Там, где можно было бы позволить чувствам выйти за пределы формы, Херманус выбирает визуальную строгость. В результате связь между героями ощущается скорее как тщательно сконструированная, чем как пережитая. Это решение может быть осознанным — отражением исторической и эмоциональной эпохи. Однако оно лишает фильм спонтанности и вызывает у части зрителей ощущение недосказанности.

Народная музыка в фильме представлена как редкий артефакт, реликвия, почти музейный экспонат — и это подчёркивает важность её сохранения. Она звучит, будто из другого времени, словно приглашение к размышлению о том, как многое в культуре может быть утрачено. И сама история, как и музыка, будто хранится под стеклом — не отстранённо, а бережно. Режиссёр делает выбор в пользу созерцательности и памяти — и этим придаёт своей работе особую глубину.

Финал, связанный с теми самыми восковыми цилиндрами, эмоционально насыщен, а катарсис наступает не в действии, а в тишине. Именно это, пожалуй, может оказаться главной проблемой восприятия картины: её интимность становится слишком деликатной, чтобы по-настоящему затронуть. 

«История звука» — фильм, который не громко заявляет о себе, а тихо остаётся в памяти. И чем дольше он там остаётся, тем сильнее звучит его послание.